Вопрос о военных репарациях в мельницах политики и юридических лабиринтах теряет свою первоначальную нравственную ценность, попадая в разряд политических танцев.
Епископ Болеслав Коминек (на фото: празднование Тысячелетия Крещения Польши) был автором письмо польских епископов немецким от 1965 г.
Павел Лепковский не мог сделать более точно, чем сократить военные репарации до предвыборной колбасы нынешнего польского правительства («Военные репарации — это не предвыборная колбаса», Речь Посполитая, 9 сентября 2022 г.). Его возмущение, вызванное не только потерей близких во время Второй мировой войны, но и личными и материальными потерями Польши, диктует ему собственный моральный компас. Но в политике подобает, как бы это ни звучало брутально, следовать не побуждениям морали, а осязаемым выгодам.
Примеры из прошлого
Действительно, в наше время нравственный аспект выдвинулся в один из компонентов клубка, который толкает к действию политика. Но никогда не один. Примеры этого из прошлого или более отдаленного прошлого заняли бы толстые тома. Неслучайно госсекретарь США Генри Киссинджер с грустью сообщил президенту Ричарду Никсону, что его коллега из лагеря НАТО, канцлер Германии Вилли Брандт, заболел, но врачи исключили рак. К сожалению. Что собственно и беспокоило президента, так как в это время Брандт стер монополию Вашингтона на разрядку с Востоком.
Остаться на территории Германии: польский епископ Болеслав Коминек в изумлении протер глаза, когда его брат по епископству кардинал Юлиус Дёпфнер ни с того ни с сего отказался выступать вместе на немецком телевидении, чтобы таким образом прийти ему на помощь Помои были вылиты на камин в стране для примирительного письма к немецким епископам. Письмо, написанное языком богословия, нарушило смысл существования польских коммунистов.
А поскольку тема Ватикана, учреждения, представляющего нравственный порядок, уже появилась, стоит упомянуть о малоизвестном событии. На конференции в Генуе (1922 г.) посланник Папы Пия XI Джузеппе Пиццардо выпил бокал шампанского на корабле с Георгием Чичериным, посланником самого Ленина, менее чем через два года после Варшавской битвы, защищавшей христианскую Европа против большевистского натиска. К сожалению, часто нравственные причины в области политики теряют свою нравственную ценность и получают сугубо политическую окраску.
Следовательно, в большей степени, чем предлагает Павел Лепковский, ущерб от войны — это не моральный «акт исторической справедливости», а скорее компенсация, выплачиваемая не виновным в развязывании войны, а проигравшим в ней. Это компенсация, текущая в казну победителя. После войны Бисмарка с Наполеоном III побежденным французам (1871 г.) пришлось лезть поглубже в карманы, а после Первой мировой войны — побежденным немцам. Репарации прошли без моральных и правовых оснований. После 1871 года Германия силой захватила Лотарингию и Эльзас, в 1918 году Франция вернула себе обе провинции, а в компанию с Великобританией и Бельгией — немецкие колонии вместе с находящимся там немецким имуществом. Военные преступления не сыграли никакой роли. Все стороны Первой мировой войны использовали боевые газы. Но противники Германии и Австрии не были наказаны за эту практику.
Кто отказался от возмещения ущерба?
«Миф об отказе Польши от немецких репараций» (цитата из статьи Павла Лепковского) кажется гораздо менее мифическим, чем сказки братьев Гримм. Не из-за того, о чем договорились союзники в Потсдаме: во-первых, что репарации будут поступать в виде промышленных активов, а не денег, четырем державам-победительницам в войне; во-вторых, каждая из великих держав соберет их из своей зоны оккупации, в-третьих, русские уберут из своего пула «участок» для Польши. Это означало, что прямой передачи из Германии в Польшу не будет. И когда в 1953 году немецкая оккупационная зона (Восточная Германия), советизированная, как и вся остальная Восточная Европа, подняла бунт против затягивания поясов в 1953 году, кремлевский штаб Восточного блока ослабил болт и фактически вынудил Варшаву отказаться от репараций, т.е. 15% участие в советских репарациях.
Однако давление Москвы не лишило правительство в Варшаве международной субъектности. Только что процитированные Павлом Лепковским и Гомулэком и Гереком, представителями большей независимости польского сателлита от Москвы, снова постучали об отказе от репараций с 1953 года, когда первый вел переговоры в 1970 году по Варшавскому договору. с Германией на границе Ныса, и последняя его ратифицировала. Действительно, Гомулка протолкнул сделку с канцлером Брандтом, пробившись в Москву, даже показывая средний палец.
Параллельно с польским договором ведь создавался советско-западногерманский, делавший польский совершенно излишним с точки зрения Кремля. Но Гомулка настаивал. Только не в вопросе репараций. Приоритетом в переговорах для тогдашнего польского правительства была индивидуальная компенсация жертвам Третьего германского рейха, которая принесла польским жертвам псевдомедицинских экспериментов 100 миллионов западногерманских марок, впоследствии съеденных партийными бонзонами. Вопрос о репарациях считался закрытым. До 2017 года, когда Ярослав Качиньский усомнился в законности отказа от репараций в 1953 году и решил, что счет должен быть выставлен немцам.
Интересно самокритичное замечание, что если события принимают неблагоприятный для нас оборот, это свидетельствует о недееспособности страны. Если ход событий оказывается благоприятным, наша страна обычно суверенна. В Потсдаме суверенная Польша захватила западные территории. Когда она отказалась от репараций, она больше не была суверенной. И это при том, что тремя годами ранее в Горлицком пакте с ГДР (суверенно) подтвердила свою новую западную границу. В 1970 году он одобрил и линию границы, и отказ от репараций. Максимально суверенный.
«Голландская болезнь»
Следует все же принять во внимание еще два исторических обстоятельства. В истории нет аналогов тому, что сумма возмещения должна быть достаточной для возмещения вреда и убытков, понесенных потерпевшими. Особенно в случае применения оружия массового поражения, как, например, во время Второй мировой войны. Это также относится к 1,3 трлн евро, которые не могут быть погашены из федерального бюджета Германии. Независимо от экономического риска для Польши, известного в истории как «голландская болезнь». Он заключается во внезапном поступлении иностранной валюты в бюджет, который благодаря прибыли от экспорта сырья испытал на себе Индонезия, Колумбия, Азербайджан и Нидерланды. Резкий рост стоимости валюты подрывает рентабельность экспорта других товаров, вызывая бум импорта, который, в свою очередь, уничтожает местные рабочие места.
Второй – еще больший риск. Ну а в Польше была юридическая интерпретация несуществования германского государства после падения Третьего рейха в 1945 году как фантасмагорического участника Потсдамской конференции. В то же время его положения были обязательными для исполнения немцами. Так вот, поскольку Польша в 1945 г. приняла постгерманские территории как суверенное международное образование, а в 1953 г. уже была несуверенной, встает вопрос о принадлежности к «возвращенным территориям». Логический вывод наводит на мысль, что если польское правительство требует репараций, не получив адекватной компенсации за отказ Москвы от германских репараций, то теперь оно должно обращаться к России как правопреемнице Советского Союза, а не к Германии.
Индивидуальная компенсация жертвам войны должна быть приоритетом. Этот путь отчасти был выбран правительством Германии после 1990 года, чтобы избежать опасных для немецких компаний судебных процессов в США, которые бывшие подневольные работники Третьего рейха, работавшие в этих компаниях, подали в американские суды. Индивидуальные компенсации, выплачиваемые фондами, созданными для них, были получены из фондов, созданных для них во многих странах. Компенсация была присуждена жертвам, а не их семьям, чтобы избежать прецедента наследования прав. В противном случае это привело бы к юридическим прецедентам, таким как претензии южноамериканцев и латиноамериканцев к Испании за колониальные преступления, начавшиеся в 16 веке. С учетом 400-летней процентной ставки Испания могла бы сразу объявить себя банкротом, а плеяда стран от Карибского бассейна через Перу до Аргентины — пострадать от «голландской болезни».
Фонд помощи детям?
Создание такого фонда для еще живых польских жертв не удовлетворило бы аппетиты польского правительства, рассчитывающего на прямой перевод средств с немецкого на польский бюджет (причины чего представлены в статье Павла Лепковского ). Гораздо более скромная сумма по индивидуальным искам туда вообще не пошла бы. Вот почему Германия и Намибия договорились о гибридной форме компенсации/репараций. Один миллиард евро пожертвован на счет Германо-намибийского фонда, который будет выплачивать средства не жертвам или их потомкам, а финансировать проекты в районах, где потомки жертв немецкого геноцида совершили против нама живут племена гереро. В своем дипломатическом танце правительство в Берлине избегало формулы репараций, от которой оно защищалось, как дьявол от светящейся воды. Взносы в фонд будут осуществляться в форме добровольных пожертвований в рамках политики развития Берлина, без какой-либо связи с геноцидом 120-летней давности. Дипломатический танец, наравне с танцами польского правительства… Для последнего о намибийской модели тоже не может быть и речи. Хотя большая сумма пойдет в немецко-польский фонд, это также позволит избежать государственной казны.
Таким образом, немецкое правительство не обошло вниманием вопрос о репарациях в мирном договоре, положившем конец Второй мировой войне, и заключенном через полвека после ее окончания (договор, объединяющий Германию, так называемый договор «два плюс четыре» от августа 1990 г.), поэтому как бы не повторять сейчас как мантру свою позицию, что он считает вопрос о репарациях окончательно закрытым. Тем более, что нет арбитражного органа для рассмотрения польских требований. Правительства других стран пользуются иммунитетом в польских судах, как и польское правительство в иностранных судах. Правда, правительство в Варшаве готово отказаться от неприкосновенности и позволить польским гражданам подавать иски против Германии в польских судах. Однако такие судебные решения не будут выполняться за пределами Польши, хотя польские судьи смогут налагать арест на немецкое имущество, которое не будет защищено дипломатическим иммунитетом (аналогия, которая имела место, когда итальянские судьи по требованию греческих судов наложили арест на немецкую виллу, что в свою очередь правительство в Берлине обратилось в трибунал в Гааге и выиграло). Гаагский трибунал также установил, что он не обладает юрисдикцией выносить решения по делам, связанным со Второй мировой войной. Случай, который будет повторен в случае жалоб, поданных правительством в Варшаве. Поэтому потомки племен гереро и нама обошли эти скалы и подали в суд не на Германию, а на немецкие компании в США, где немецкое правительство тоже подпадало под иммунитет.
Этот юридический лабиринт и правительственные пляски в Берлине и Варшаве в достаточной мере показывают, как утверждения, основанные на исходном моральном законе, перемалываются политикой и протащенные по юрисдикционному лабиринту, они теряют свой первоначальный нравственный характер. Но, как доказал Павел Лепковский, польскому правительству срочно нужны деньги. Желательно немецкий.
